Молчи, трусливый страх, земная боль умолкни.
Пойду, куда велишь, ступаю за Тобой.
Мне б в вечность заглянуть средь туч в седую щёлку,
Увидеть хоть на миг Твой Царственный покой.
Отдам весь груз тревог, тяжёлую поклажу,
Зажгусь огнём Любви, пусть пламя возрастёт...
Я крылья распрямлю, раскрою их однажды,
И вострубит труба и в небо позовёт.
Молчи, пустая ложь, сомнения отныне
Не справятся со мной, оковы разорву...
О, как же долго я блуждала по пустыне,
Я в небесах навек свободу обрету!
Ты рядом, мой Святой, довольно благодати,
И шелестят крыла, готовые поднять...
Вновь мысленно в слезах склоняюсь пред распятьем,
Я так боюсь Тебя сомнением предать.
Я так боюсь опять неверием разрушить,
Разбить и пошатнуть глубинный, дивный Свет...
Ты на крылах Любви возносишь мою душу,
И большей, чем Любовь на свете силы нет!
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Публицистика : Феноменология смеха - 2 - Михаил Пушкарский Надеюсь, что удалось достичь четкости формулировок, психологической ясности и содержательности.
В комментарии хотелось бы поделиться мыслью, которая пришла автору вдогонку, как бонус за энтузиазм.
\\\"Относительно «интеллектуального» юмора, чудачество может быть смешным лишь через инстинкт и эмоцию игрового поведения.
Но… поскольку в человеческом обществе игровое поведение – это признак цивилизации и культуры, это нормальный и необходимый жизненный (психический) тонус человека, то здесь очень важно отметить, что «игра» (эмоция игрового поведения) всегда обуславливает юмористическое восприятие, каким бы интеллектуальным и тонким оно не было. Разве что, чувство (и сам инстинкт игрового поведения) здесь находится под управлением разума, но при любой возможности явить шутку, игровое поведение растормаживается и наполняет чувство настолько, насколько юмористическая ситуация это позволяет. И это одна из главных причин, без которой объяснение юмористического феномена будет по праву оставлять ощущение неполноты.
Более того, можно добавить, что присущее «вольное чудачество» примитивного игрового поведения здесь «интеллектуализируется» в гротескную импровизацию, но также, в адекватном отношении «игры» и «разума». Например, герой одного фильма возвратился с войны и встретился с товарищем. Они, радуясь друг другу, беседуют и шутят.
– Джек! - спрашивает товарищ – ты где потерял ногу?
- Да вот – тот отвечает – утром проснулся, а её уже нет.
В данном диалоге нет умного, тонкого или искрометного юмора. Но он здесь и не обязателен. Здесь атмосфера радости встречи, где главным является духовное переживание и побочно ненавязчивое игровое поведение. А также, нежелание отвечать на данный вопрос культурно парирует его в юморе. И то, что может восприниматься нелепо и абсурдно при серьёзном отношении, будет адекватно (и даже интересно) при игровом (гротеск - это интеллектуальное чудачество)\\\".
